Последние часы Сэма

Каждый раз, когда назначался день исполнения смертного приговора,   я готовился к тому, чтобы быть с Сэмом в последние минуты его жизни, но в канун назначенной даты я неизменно получал телеграмму вслед за пи­сьмом Сэма, в котором он извещал меня о том, что и на этот раз казнь будет отложена, ибо Бог еще на некоторое время продлит его жизнь, что­бы мог потрудиться для Господа. Наконец день казни был назначен на 26 ноября. В этот день в восемь часов вечера Сэм должен был умереть. Это падало на понедельник.

Настало воскресенье, а я еще не получил как обычно телеграммы, сообщавшей о том, что казнь откладывается. Поэтому я решил позвонить прямо начальнику тюрьмы. Я спросил его, действительно ли решено каз­нить Сэма завтра вечером. Начальник тюрьмы сообщил, что губернатор штата как раз рассматривает дело Сэма и объявит свое окончательное ре­шение в понедельник утром. Я сказал ему, что для того, чтобы прибыть на место вовремя, я должен вылететь из Нью-Йорка самолетом в 9.30 ут­ра, и попросил его позвонить мне, если до этого времени что-нибудь изме­нится. Начальник тюрьмы заверил меня, что выполнит мою просьбу, но заметил, что скорее всего к этому времени ничего знать не будет, так что мне лучше приехать.

На следующее утро начальник тюрьмы не позвонил мне, и я вылетел самолетом из Нью-Йоркского аэропорта Айдлуайлд. Когда я прилетел в Колумбус, здесь шел снег, и он шел весь тот день. Я позвонил началь­нику тюрьмы, и спросил, нет ли изменений. Он сказал мне, что только что было сообщено: губернатор, рассмотрев все обстоятельства жизни Сэ­ма Теннихилла, пришел к выводу, что заменять смертный приговор пожиз­ненным заключением нецелесообразно. Следовательно, казнь должна со­стояться сегодня вечером. Начальник тюрьмы попросил меня прийти в тюрьму в пять часов вечера, потому что мне разрешено пробыть с Сэмом последние три часа его жизни.

Я провел много времени в своем гостиничном номере, читая Библию и подбирая тексты, которые, по моему мнению, могли помочь в беседе с человеком, обреченным на смерть. Я не хотел пользоваться никакими запи­сями и, боясь, что забуду некоторые необходимые тексты из Писания, по­старался выучить их наизусть. Я понимал, что у меня не будет больше возможности исправить положение, если я допущу сегодня какую-нибудь оплошность.

В половине пятого я отправился по заснеженным улицам Колумбуса к тюрьме, которая находилась недалеко от деловой части города. По дороге Я был поражен броскими газетными заголовками: «Сегодня вечером Теннихилл умрет на электрическом стуле». Я остановился, купил одну из га­зет и отнес ее в свой номер, чтобы потом прочитать. Зная о сильной ве­ре и уповании Сэма Теннихилла, об огромной перемене, которая произо­шла в его жизни, я не мог не сравнить того, что было известно мне, с отношением людей к нему. В их понимании восторжествовала справедли­вость. Убийца должен умереть, неся заслуженное наказание за свои пре­ступления. Иного отношения от мира нельзя и ожидать, но я то знал, что человек, которого сегодня вечером казнят на электрическом стуле, не был тем человеком, который убил официантку полтора года тому назад. Иисус Христос совершил столь огромную перемену в нем, что это был уже сов­сем другой человек. Он был воистину «свыше рожден».

Когда я пришел в тюрьму, начальник уже приготовил для меня про­пуск в помещение, где совершаются казни. Провести меня в то помеще­ние, где сейчас находился Сэм, было поручено охраннику. Когда мы во­шли в помещение, где производят обыск, моего охранника обыскали, а меня — нет. Охранник удивился, что меня не подвергли обыску, но тот, кто обыскивал, просто ответил: «Он служитель. Я знаю, что это достой­ный человек».

Затем мы снова прошли через тяжелые железные двери и вошли в знакомый двор. Но на этот раз мы пошли не к серому зданию, где нахо­дились камеры для приговоренных к смерти, а повернули направо, в про­тивоположном направлении к небольшому кирпичному строению. По дороге охранник объяснил мне, что Сэма уже перевели из камеры в это помеще­ние и что Сэм ужинает в последний раз. Он сказал, что было бы хорошо, если бы я присоединился к трапезе и держался как можно спокойнее, чтобы разрядить обстановку. Я ответил ему, что буду рад сделать все от меня зависящее, чтобы содействовать этому.

Переступив порог здания, где совершаются казни, мы очутились в комнате, которая была разделена тяжелой железной решеткой. Снаружи, ближе к входной двери, находились несколько охранников, а внутри, за столом, покрытым белоснежной скатертью, сидел Сэм. Стол был накрыт, Сэм ужинал и вместе с ним за столом сидел его друг, которого он пригла­сил на свой последний ужин. Бросив беглый взгляд направо, я увидел тяжелую деревянную дверь, которая, как я догадывался, вела в комнату, где стоял электрический стул.

Как только я вошел, в решетке открыли дверь, и мне разрешили вой­ти в ту половину комнаты, где находился Сэм. Впервые мы оказались друг с другом лицом к лицу — без всяких перегородок, разделяющих нас. Мы пожали друг Другу руки. В первый раз нам разрешили сделать это, а затем мы сели рядом — это тоже было в первый раз.

Человек, накрывавший стол, сделал все возможное, чтобы он выглядел праздничным. И каждый, казалось, делал все, что мог, чтобы разрядить обстановку. Хотя я искренне намеревался присоединиться к ужину, у ме­ня не было никакого аппетита. И поскольку я мог просто посидеть за столом и поговорить, я так и сделал. Все, на что я оказался способен, — блюдечко мороженого на десерт. Я понимаю, что оказался не на высоте. Однако Сэм держался великолепно и делал все, что в его силах, чтобы мы чувствовали себя непринужденно, и это ему удавалось.

В его сердце, казалось, не было страха, не было страха и в его сло­вах. Он не торопясь ел и видимым образом проявлял свою радость, обща­ясь со мной. Сэм и его друг, казалось, хорошо знали друг друга, они бе­седовали бодро и весело, не касаясь причины, заставившей их прийти сюда, и ужасного последующего конца. После ужина его друг ушел, по­нимая, что он может помешать, если останется дольше. Я был глубоко тронут словами, которые он произнес, прощаясь с Сэмом: «Я удивлюсь, если когда-либо в целом мире встречу человека, подобного тебе». Затем он поблагодарил его за духовное ободрение, обогащение, которое он на­шел в дружбе с Сэмом. Они расстались с таким чувством, будто собира­лись очень скоро встретиться снова.

Мы с Сэмом сели рядом и начали обстоятельно беседовать о духовных вопросах. Он поведал мне о своих чувствах относительно того, что должно произойти сегодня. Передаю в точности его слова: «Сегодня- вечером я только иду спать, как это делал каждый вечер. Не печальтесь обо мне. Пусть ваши лица не выражают мрачной серьезности или уныния оттого, что моя жизнь и труд закончились. Между мною и Богом — полный мир. Записи обо мне в небесных книгах — чисты. Мой сон будет казать­ся мне одним мгновением и потом я услышу голос Иисуса Христа, про­буждающий меня, чтобы я проводил с Ним вечность на новой земле. Не вы должны печалиться обо мне, а наоборот, я должен печалиться о вас, потому что вы еще остаетесь здесь, чтобы сражаться добрым подвигом веры. Вас еще ждут сражения».

Удивительно было видеть, как любовь к Иисусу Христу и доверие к принципам Слова Божьего оказали такое действие на человека. Он думал не о себе, а только о других. Он рассказал мне о своей семье, о жене, с которой был разведен, и о своих двух маленьких детях. Он радовался то­му, что его жена снова вышла замуж, и он надеялся, что у нее хороший муж, который будет прекрасным отцом для его детей. Он рассказал мне о других родственниках и о своей любви к ним.

Один из текстов, который я намеревался прочитать ему, находился во Втором послании к Тимофею (4:7—8), где апостол Павел описывает свое состояние перед смертью, но Сэм опередил меня и прежде, чем я начал читать этот текст, сам заговорил об этом.

— Вы знаете, — произнес он задумчиво, — какой стих Писания более всего подходит к сегодняшней обстановке? Это слова апостола Пав­ла: «Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил, а теперь готовится мне венец правды, который даст мне Господь, правед­ный Судия в день оный, .и не только мне, но и всем, возлюбившим явле­ние Его».

Затем Сэм, мысленно оглядываясь на 27 лет своей жизни, сказал: «Первые 26 лет были ужасны, но этот последний год, когда я нашел Иисуса, был чудесным годом. Я хотел бы переживать его снова и снова». А ведь' этот год он провел в подземелье за решеткой в камере смертни­ков.

Позже протестантский капеллан рассказал мне о посещении Сэма в камере. Сэм лежал на койке, держа в руках Библию, и глядел в бетон­ный потолок. Повернувшись, наконец, к священнику, он воскликнул: «Это славное место!» Капеллан поинтересовался, чем вызваны эти чувства. Сэм тут же ответил: «Потому, что именно здесь, в этом месте, я нашел Иисуса Христа, моего Спасителя». Сэм не первый человек, убедившийся в том, что Иисус Христос может превратить в благословенное место темницу и да­же камеру смертников.

Людей, обреченных на смерть, одевают очень просто. Сэм был одет в простую белую рубашку без галстука, в голубого цвета брюки из грубой бумажной ткани с красной полосой по бокам — обычные брюки для за­ключенного. В кармане его рубашки лежал карманного формата Новый Завет, который ему прислали по почте. Этот Завет он отдал мне только перед казнью, и я всегда буду хранить его. Мы прочитали много текстов Священного Писания, которые он помнил и которые для него много зна­чили. Мы читали о Новой Земле, о Втором пришествии Иисуса, об обетованиях, которые имеют большое значение -для каждого христианина, ожи­дающего скорого возвращения Спасителя...

Сэм особенно ценил один текст из Первого послания Иоанна (5:15), в котором есть слова: «по воле Его». Когда мы прочитали это место, Сэм сказал: «Вот все, чего я хочу. Что бы ни случилось по Его воле, все бу­дет во благо мне». Затем он сказал мне, что в течение всего этого года, с того дня, когда Сэм нашел своего Спасителя, он посвящал ежедневно по пять часов изучению Св. Писания. По приблизительным подсчетам это озна­чает, что Сэм уделил около 2000 часов исследованию Слова Божьего. Не удивительно поэтому, что если кто-либо начинал цитировать текст из Пи­сания, Сэм мог продолжить. Несмотря на то, что он впервые взял Библию в руки всего лишь год назад, сейчас хорошо знал ее учение, которое совер­шенно изменило его жизнь.

Наконец в 7 часов 20 минут Сэм сказал: «Я знаю, что вы хотите по­молиться со мной в этот вечер. Почему бы нам не сделать это сейчас?». Он и в этом опередил меня. Я намеревался помолиться с ним ближе к восьми часам. Однако я, конечно, выполнил его просьбу. К нам при­соединился протестантский служитель. Мы сидели втроем рядом друг с другом. Я повернулся к капеллану с просьбой: «Помолитесь сначала вы, потом ты, Сэм, а я помолюсь последним». Капеллан сразу же склонил свою голову и вознес прекрасную молитву, в которой благодарил Бога за «яркий христианский опыт» этого молодого человека, совершенно пре­образованного силой Евангелия.

Настала очередь Сэма. Он встал. Мы с капелланом недоумевали, что он будет делать. Сэм упал на колени. Я тоже преклонил колена рядом с ним. Жаль, что я не мог записать его молитву слово в слово. О, если бы у меня был тогда магнитофон, чтобы запечатлеть со всей ее глубиной, которая чувствовалась даже в звучании его голоса. Он молился примерно так: «Дорогой Отец! Ты знаешь, что более года тому назад я вручил свою жизнь в Твои руки. За этот прошедший год ничто не изменило моего ре­шения, и то, что случится сегодня вечером, не изменит его. Моя жизнь и сейчас в Твоих руках. Да будет во всем воля Твоя, ибо Ты, Боже, я знаю, не совершаешь ошибок. Аминь».

Признаюсь, что после такой молитвы мне было очень трудно молить­ся, но я сделал все, что мог. Когда я окончил, Сэм вознес еще одну мо­литву, потому что он кое-что забыл упомянуть в первый раз. Его вторая мо­литва напоминала мне молитву Стефана, первого христианского мученика. Сэм сказал: «Господи, не взыщи с этих людей за то, что они должны сделать сегодня вечером. Мои преступления заставляют их это сделать. Если это грех — тогда возложи его на меня и прости его мне, как и Ты простил мне все остальные мои грехи. Аминь».

Любовь Иисуса Христа, Его прощение и понимание царили в сердце Сэма.

После этой молитвы Сэм подошел к решетке, обратился к охраннику, который стоял за ней. В тот момент я был занят беседой с капелланом и поэтому не слышал, что говорил Сэм. Потом я услышал слова охранни­ка, с трудом цитирующего текст из Писания. Это был текст из Первого послания ап. Павла к Коринфянам, 15 главы. «Если мы только в этой жиз­ни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков». Сэм сказал охраннику о своей твердой уверенности, что со смертью человека не все кончается, и что у нас есть надежда и после смерти. Охранник, будучи христианином, ответил этим удивительным обетованием о воскресении. Было отрадно чувствовать дух веры, царившей во всех присутствующих там в тот час...

Сэм даже в последние минуты беспокоился о друге Эрле, которого он привел ко Христу и которого должны были казнить через неделю пос­ле Сэма. Несколько раз, пока мы сидели с Сэмом, ожидая сигнала к смер­ти в восемь часов, он говорил об Эрле и о том, что через неделю Эрл дол­жен быть в этой же комнате. «Эта неделя будет, пожалуй, самой тяжелой в жизни Эрла потому, что уже не будет меня, чтобы ободрять его», — до­бавил Сэм.

Он просил несколько человек поддерживать общение с Эрлом в тече­ние этой последней недели, чтобы его вера не поколебалась перед смертью.

В половине восьмого раздался стук в дверь, ведущую в помещение, где совершалась казнь. Дверь открылась и вошли два работника тюрьмы. Они принесли с собой небольшой ящик, в котором были парик­махерские принадлежности. Сэм   поинтересовался,   что   они   на­мерены делать. Он, оказывается, не знал, что для того, чтобы прикрепить электроды, нужно обрить темя. Работники объяснили ему это, и хотя Сэму, казалось, было неприятно, что его так обреют, он покорно сел. Сначала ему срезали волосы ножницами, а затем электрической машин­кой обрили темя и закрепили держатель для электродов. Другой работник разрезал брюки на правой ноге Сэма и ниже колена также установил дер­жатель для электродов. Это заняло пять минут, и затем оба работника ушли.

Один из них объяснил Сэму, что ровно в восемь часов он должен снять очки, и положить их на стол, за которым в последний раз ужинал. Затем мы все пройдем в комнату, где стоит электрический стул. Сэм по­просил, если возможно, оставить ему очки, так как без очков он плохо видит и был бы весьма благодарен, если ему разрешат находиться в них до по­следней минуты. Сотрудник тюрьмы сказал, что лично Сэму он бы с удо­вольствием разрешил, но существует инструкция, согласно которой Сэм должен оставить свои очки на столе. «Вы ведь не хотите, чтобы у меня были какие-нибудь неприятности, — сказал он. — Я буду признателен, если вы оставите свои очки на столе, как это предусмотрено инструкцией».

Сэм сразу же согласился.

В оставшиеся полчаса Сэм несколько раз спрашивал меня, который час, и я отвечал ему. Когда, наконец, было без одной минуты восемь, Сэм сделал еще одну попытку разрядить обстановку и сказал: «Немного най­дется людей, кто бы сейчас точно знал, что им остается всего одна мину­та жизни. Я полагаю, что нахожусь в исключительном положении». Мы были изумлены тем, что он способен говорить подобные вещи в такой час, когда многие бывают совершенно раздавлены страхом. Он и в эту ужас­ную минуту оставался хладнокровен.

Ровно в восемь часов раздался тяжелый стук в дверь. Протестантский служитель направился к двери камеры, в которой должна совершиться казнь. Последующие события развернулись так быстро, что мне с трудом верилось, что все это на самом деле происходит на моих глазах. Сэм по­следовал за капелланом, предварительно положив очки на стол. Я замы­кал шествие. Через тяжелую деревянную дверь мы вошли в камеру, где происходила казнь.

Я не знал, что мне предстояло увидеть, наивно думая, что приготовился ко всему, но боюсь, что три удивительных часа, которые мы провели вместе и с присутствием Духа Божьего среди нас, заставили меня поза­быть о цели моего посещения. Когда мы вошли в комнату, то увидели там семнадцать человек с напряженным выражением лиц. Они наблюдали за нами. Электрический стул находился на небольшом возвышении слева от нас, и мы поднялись на эту платформу.

Протестантский служитель, подошел к электрическому стулу и повер­нулся лицом к нему. Сэм сел на стул, и работники тюрьмы сразу же нача­ли его привязывать. Я встал рядом с капелланом.

В таких случаях капеллан всегда совершал короткое служение. Он про­читал 22-й Псалом, а затем начал читать молитву Господню. К голове и ноге Сэма уже были подведены электроды, его руки, ноги и шею стягива­ли ремни, а на лицо была надета маска, напоминающая черную маску сварщика. Затем все работники отступили назад. Не окончив молитвы Гос­подней, служитель остановился, так как было очевидно, что он не успеет дочитать ее.

Начальник тюрьмы кивнул человеку, стоявшему слева от Сэма, и тот нажал кнопку. Сзади за стеной зазвонил звонок, и в следующее мгнове­ние был пущен ток.

Сэм не кричал. Было ясно, что после первого же разряда он потерял сознание. Пока по телу проходил ток, над стулом горел свет. В комнате было слышно только одно — дрожание каждого мускула Сэма, вызванное электрическим током. Хотя Сэм и был без сознания, так, очевидно, реаги­ровало тело на проходящий через него ток.

Мы стояли в безмолвии, и, казалось, прошла вечность, когда наконец подошел доктор и приложил отектоскоп к обнаженной груди казненного. Прослушав, он молча отступил назад. Прошли еще две или три минуты, которые снова показались нам вечностью. Затем доктор подошел еще раз и снова внимательно прослушал сердце. Затем он выпрямился и, глядя на начальника тюрьмы, сказал: «Начальник тюрьмы Элвис! Смерть Теннихилла, вызванная электрическим током, наступила в 8 часов 12 минут вече­ра». Начальник тюрьмы сказал: «Благодарю вас». Затем все присутствую­щие быстро вышли.

Я возвратился в помещение, откуда мы только что вышли, чтобы взять свое пальто и Библию. Затем, повинуясь внезапному порыву, я вер­нулся туда, где совершилась казнь. В комнате никого не было, кроме Сэ­ма, который еще сидел на стуле. Его отвязали, маска с лица была сня­та, и казалось, что он просто уснул.

Я размышлял о его последних словах, которые он сказал мне как раз перед тем, как часы пробили восемь. Схватив меня за руку и глядя прямо в глаза, он сказал: «Пастор, я иду и буду искать вас   там». Я ответил:

«Сэм, я знаю, что вы будете там, и я также по милости Божьей буду там». «Тогда — до свиданья. Увидимся утром», — заключил он. Это бы­ло похоже на обычное прощание. Мы договорились встретиться у нового берега, в то утро воскресения, когда навсегда исчезнут и грех, и болезнь, и смерть, и печаль, и боль.

Сэм тогда сказал мне: «Возвратитесь и скажите всем людям в церк­ви, чтобы они никогда не знали устали, совершая то, что они совершают, и никогда не разочаровывались, трудясь для спасения душ. В мире много таких, как я, нуждающихся в совете Евангелия, и многие примут его, если им только возвестят о нем. Пусть же они все свои силы посвятят служе­нию Господу».

Стоя вот так и глядя на лицо Сэма, я не мог не склонить головы и не вознести Богу благодарственной молитвы за свидетельство этой обращен­ной жизни, исполненной столь сильной верой, надеждой, убеждением. Я вспомнил его слова: «Никогда не знайте устали, никогда не разочаро­вывайтесь, потому что в мире есть много таких людей, как я». И я дал обет делать все, что только в моих силах, чтобы распространять весть Иисуса Христа и найти многих подобных Сэму на этой земле — темнице греха, — которые нуждаются в Евангелии.

Я уже собирался было покинуть тюрьму, как вдруг меня встретил тю­ремный капеллан и выразил желание, чтобы я лично повстречался с на­чальником тюрьмы перед уходом. Я зашел в его кабинет и у нас состоя­лась короткая беседа. «Для меня было очень тяжело наблюдать происхо­дившее сегодня вечером, — сказал я, — но я с радостью сознаю, что жизнь Сэма была всецело посвящена Богу». Помолчав, я добавил: «Вам приходится нередко быть свидетелем казни, и мне кажется, она на вас не должна действовать так тяжело, как на меня». Он ответил: «Хотя я видел подобные акты много раз, к ним невозможно привыкнуть. А сегодняшний случай — самый тяжелый из всех».

Выйдя из тюрьмы в тот вечер, я в течение двух часов бродил по за­снеженным улицам Колумбуса. Придя наконец в гостиницу, я был не в си­лах уснуть и молился и читал всю ночь. Снова и снова я вспоминал сло­ва, которыми Сэм заканчивал свои письма, и радовался, что вся его надежда на вечную жизнь заключалась в тех нескольких словах: «Остаюсь с Бо­жьей благодатью, Сэм».