Безрассудство Голгофы

Иногда Господь проявляет в Своих действиях некоторую странность. Его приемы ведения войны или разрешения кон­фликта выглядят довольно причудливо, если не сказать — эксцентрично. Ни один современный генерал не одобрил бы Его стратегию.

Попробуйте представить, что вы — часовой, стоите в до­зоре на стене древнего города Иерихона. И вот однажды к нему приближается войско, состоящее из 600 000 бывших рабов. Вы усмехаетесь при одной только мысли, что Иерихон может пасть и оказаться в их руках. Намечается что-то инте­ресное!

Как же дальше развиваются события? Ни с того ни с сего вокруг города начинает ходить какая-то странная про­цессия. Впереди — группа отборных воинов, затем — семь священников с трубами, следом — священники в полном об­лачении, несущие на плечах золотой ковчег. И за ними — все войско Израиля. Почитайте об этом в 6-й главе Книги Иисуса Навина.

Не слышно ни единого звука, кроме мощной поступи марширующих и торжественного гласа труб, прокатывающе­гося эхом по окрестным холмам и улицам Иерихона. Обойдя вокруг города, войско так же молча возвращается в стан. Что происходит?

То же самое повторяется на следующий день и на тре­тий. В этом есть что-то непостижимое, даже пугающее. Что все это может означать? Вы вдруг вспоминаете, что перед этим народом расступилось Красное море, и река Иордан во время разлива приостановилась, и образовался проход. А Иордан слишком близко, чтобы чувствовать себя спокойно. Что же собирается совершить Бог этих евреев на этот раз?

В течение шести суток один раз в день иудеи обходят город. Только и всего. На утро седьмого дня осады происхо­дит нечто странное и зловещее. После очередного обхода вой­ско не отступило, как это было прежде, а пошло второй, тре­тий, четвертый раз... Уже сделано шесть кругов. Что будет дальше? Какая надвигается угроза?

Вам не придется долго ждать. Совершив седьмой круг, войско остановилось. Трубы, некоторое время молчавшие, за­трубили с такой силой, что земля содрогнулась. Стены с мас­сивными башнями покачнулись и обрушились до основания. Ваше счастье, что вы находились на крепостной стене только в собственном воображении!

Ну что за способ взятия города! Какой, казалось бы, не­лепый способ! Просто-напросто маршировать вокруг и тру­бить в трубы! Но ведь он сработал!

В годы правления Иосафата, царя иудейского, произош­ло нечто не менее странное. На его страну напало войско, при одном упоминании которого все трепетали. Но царь, вооду­шевленный Господом, поставил во главе своего войска пев­цов, чтобы они возносили Богу благодарение за победу!

Слыханное ли дело — выставлять впереди армии хор? Не чересчур ли это? Но неожиданный прием снова сработал! Когда захватчики услышали певцов, провозглашающих по­беду, они так испугались и растерялись, что подняли оружие друг на друга и сами себя истребили!

А еще был Гедеон. Его войско насчитывало 32 000 чело­век. Господь сказал ему, что у него слишком много солдат. Поэтому Гедеон стал отпускать воинов домой, пока их не ос­талось всего триста. По указанию Господа их разделили на три отряда. Каждому воину дали трубу и светильник, спря­танный в кувшин. Эти три отряда подошли к вражескому лагерю с разных сторон. На исходе ночи по сигналу Гедеоно­ва боевого горна затрубили все трубы. Затем, разбив кувши­ны и подняв горящие светильники, воины ринулись на вра­жеский лагерь с криком «Меч Господа и Гедеона!»


Внезапно пробудившись от сна, враги увидели повсюду пылающие светильники, со всех сторон доносились звуки труб и крики людей Гедеона. Полагая, что на них напали значи­тельно превосходящие силы, мадианитяне страшно запаниковали. Спасаясь бегством, они принимали соплеменников за врагов и истребляли друг друга!

Какие странные сражения! Трубный глас! Разбитые кув­шины! Светильники! Крики!

К чему столь необычные методы? Ответ мы находим в указаниях, данных Господом Гедеону. Послушайте: «И ска­зал Господь Гедеону: народа с тобою слишком много, не могу Я предать Мадианитян в руки их, чтобы не возгор­дился Израиль предо Мною и не сказал: "моя рука спасла меня"» (Суд. 7:2).

Вы понимаете? Господь предлагает такие простые, та­кие, казалось бы, нелепые, неоправданные и бесперспектив­ные методы — и делает это для того, чтобы люди никогда не посмели заявить: «Мы совершили это своими руками!»

Ситуация повторялась снова и снова. Совершая время от времени поступки, выглядевшие не слишком разумными, Гос­подь давал понять, что человек никогда не смог бы сделать этого. То было дело Его рук!

Поэтому, когда в далеком прошлом Господь столкнулся с величайшим кризисом — вторжением греха в Его совер­шенное мироздание, — неудивительно, что Он встретил это совсем не так, как мы могли бы ожидать.

Это было столкновение, затрагивающее не один какой-то мир, но всю Вселенную. Репутация Господа оказалась под вопросом. Сам Господь подвергался испытанию. Его верхо­венству был брошен вызов. Судьба всего Божественного тво­рения была поставлена на карту!

Как же ответит Господь? Массированным ударом? Своей всепобеждающей силой? Или Он подавит восстание при помо­щи огромного грибовидного облака? Нет. Господь сделал Свой выбор. Он одолеет восстание крестом!

Странный замысел? Безусловно. Некоторые сочли его без­рассудным!

С первого дня Своего появления на этой планете Иисус нарушал все правила достижения успеха: родился в хлеву, вырос в нищете, не написал ни одной книги. Он никогда не возглавлял армии, не устраивал маршей протеста, не подни­мал восстания и не затевал революций. Он никогда не чис­лился среди профессоров престижных философских школ. Не


ладил с богословами. Он обходил стороной ученых — после­дователей Платона и Аристотеля, а Своими помощниками сде­лал неграмотных рыбаков, избрав «немудрое мира, чтобы по­срамить мудрых, и немощное мира... чтобы посрамить силь­ное» (1 Кор. 1:27).

Иисус мог бы возглавить восстание против Рима. Подоб­ным ходом Он бы мгновенно завоевал популярность среди тех, кто впоследствии стали Его врагами. Учитывая Его способ­ность творить чудеса, у римлян не осталось бы никаких шан­сов. Подумайте к тому же о преимуществах армии, возглав­ляемой Тем, Кто мог накормить всех солдат обеденной порци­ей ребенка!

Христос мог бы без труда овладеть троном Давида — если бы действовал правильно, в обыденном понимании. Но Он постоянно упускал возможности. Казалось, у Него не было чувства времени. Когда общественное мнение склонилось в Его пользу, и Его готовы были сделать царем, Он отослал толпу по домам и удалился на гору молиться. Иуда был дале­ко не единственным, полагая, что Иисус должен был бы луч­ше распорядиться Своими возможностями!

Еще раз ожидания Его последователей достигли апогея в то воскресенье, когда Он торжественно въезжал в Иерусалим, осеняемый пальмовыми ветвями и сопровождаемый восхва­лениями. Несомненно, Он мог бы взять тогда власть!

Но всего через несколько дней Он позволил Своим вра­гам унизить Себя тяжким крестным путем от этого города до места под названием Голгофа. Он позволил им распять Себя на необструганном, грубо сколоченном кресте, позволил со­вершить злодеяние без единого слова протеста — и молился за тех, кто забивал гвозди в Его тело.

Ни один человек в толпе не понял, что произошло в тот день: ни Его враги, ни Его друзья — особенно друзья. Они знали, что Иисус мог бы спокойно уйти из рук Своих врагов. Ученики видели, как Он делал это раньше. Они знали, что Он может в любой момент сойти с креста, если захочет. Почему Он не сделал этого? Почему Он позволил Себе умереть? Вот чего они никак не могли понять.

Ученики Христа никак не предполагали, что происхо­дившее у них на глазах не было случайностью. Они не знали,


что Иисус, в соответствии с замыслом, умирал вместо челове­ка. Он умирал смертью, которой в конце концов умрут все грешники, отвергнувшие Его жертву. Это не та обычная смерть, которой все мы должны умереть. Это не та смерть, когда умирающий окружен в последние часы друзьями и близ­кими, когда о нем заботятся сестры милосердия, поднося к его запекшимся губам стакан прохладной воды. Это и не смерть мученика, который, подобно Стефану, взирает на небеса и видит Спасителя, одаряющего его сочувствием и любовью. Это не смерть христианина, которого поддерживает надежда на воскресение. Смерть, о которой мы говорим, — это абсолют­ное, полное и окончательное отделение от Бога!

Там, на кресте, Иисус, Чьи страдания были милосерд­но скрыты наступившими сумерками, умирал смертью, ко­торой должны умереть грешники. Он испытал на Себе все ужасы ада!

Что я имею в виду? Буквально следующее. Ад, когда он наступит, будет очень и очень реальным, и пламя его будет обжигающим. Но самым страшным окажется не пламя — самое ужасное произойдет в часы, предшествующие пламе­ни. Это будет понимание того, что решения, принятые в зем­ной жизни, были окончательными, и изменить их уже не­возможно. Грешники будут лицезреть сияющий Небесный град и осознавать, что для них вход туда навеки закрыт. Это будет страшное прозрение о том, что вход туда навеки за­крыт. Это будет страшное прозрение о том, что могло бы быть, но уже никогда не осуществится. Это будет ужас пол­ного и безвозвратного отделения от Бога, отделение от Ис­точника жизни. Это — окончательная смерть, за которой не наступит рассвет. И лишь пламя ада милосердно положит конец невыносимым мукам.

Но неужели Иисус все это испытал? Разве Он не знал все это время, что воскреснет?

Знал, но не все время. Несколько раз Он действительно говорил, что воскреснет. Тогда Он был в этом уверен. Но только до тех пор, пока ощущал поддержку Своего Отца. Во мраке же той пятницы, когда Его распяли, ощущение присутствия


Отца совершенно исчезло. Не потому, что Отец перестал о Нем заботиться, вовсе нет. Незримый, Отец страдал вместе со Своим Сыном. Но Иисус взвалил на Себя непомерную тяжесть грехов всего человечества. Он, не имевший за Собой ни еди­ного греха, отождествил Себя с нашими грехами, грехами ка­ждого из нас, как если бы они были Его собственными. Одна­ко между Господом и грехом пролегает пропасть. Грешник, умирая своей окончательной смертью, не ощутит спаситель­ного присутствия Отца. Так и Иисус, умирая вместо нас, не мог ощущать его. Он должен был умирать в одиночестве.

Грешник умирает без надежды на будущую жизнь. Так же должен был умереть Иисус, Он должен был и это испы­тать. И Он испытал. Ибо, когда Отец окончательно Его оста­вил, Христос с ужасом понял, что грех, взятый Им на Себя, грех людей, настолько отвратителен, что отделение от Бога будет вечным. И вот в эти страшные минуты Он не имел надежды!

Все это время сатана нашептывал злобные, исполненные лицемерного сочувствия слова искушения: «Ты никогда боль­ше не увидишь Своего Отца! Никто не спасется. Ты попусту растратил все эти годы. Даже Твои друзья предали Тебя. По­чему Ты не предоставишь людям самим расплачиваться за свои грехи?»

Каждый мучительный вздох приближал Спасителя к тому, что, как Он думал, могло оказаться вечной смертью. Но Он ни на секунду не усомнился в Своем решении. Он готов был вечно пребывать в гробу, лишь бы оставалась возмож­ность спасти хотя бы одного человека, к примеру только вас, Вот как Он заботился о людях!

Борьба была такой жестокой, что едва ли Иисус осозна­вал, что происходит у подножия креста. Его мучители смот­рели на Него с беспримерным презрением и глумились: «Дру­гих спасал, а Себя Самого не можешь спасти!» (Мф. 27:42). А римские солдаты, те и вовсе играли в кости, не подозревая, что над их головами разыгрывается эпохальное сражение.

Судьба этой битвы решалась не в свете присутствия и покровительства Его Отца, а в длинной тени, отбрасываемой смертью, — в тени, сквозь которую почти до самого конца трагедии не мог проникнуть Его взор. И лишь в последнюю секунду Его вера прорвалась сквозь тьму, и Он понял, что победил.

Рассевшись на земле, несли дозор Солдаты.

А на кресте, пока они играли в кости,

Он жертвовал Собой

И умирал, распятый, чтоб избавить

Мир Божий от греха.

Он тоже игроком был, мой Христос.

Он бросил жизнь на карту

Ради спасенья мира.

И прежде чем мучительная смерть

Его настигла и закат погас,

Венчая день багровою короной,

Он осознал, что выиграл!

Стаддерт-Кеннеди

Да, случившееся в тот день на Голгофе, с точки зрения честолюбивцев, было каким-то безрассудством. Апостол Па­вел скажет: «Мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие» (1 Кор. 1:23).

Безрассудство Голгофы. В глазах непонимающих это чистейший абсурд. Но Господь знал, что делал. То, что пред­ставлялось ужасной ошибкой, было самым блестящим хо­дом, который могла сделать Любовь. А то, что представляет­ся позорным поражением, оказалось мгновением величай­шей Любви!