О чем рассказывают столетия

Говорят, что много лет назад юный русский царь, гуляя по дворцовому саду, заметил в поле за оградой стражника, стоящего на карауле при полном параде. Царь спросил моло­дого солдата, что он охраняет. Часовой этого не знал, но отве­тил, что правила предписывают обязательно выставлять ка­раул на этом месте.

Юный царь заглянул из любопытства в архивы и узнал, что Екатерина Великая некогда устроила здесь огромный цвет­ник с редкими розами, в центре которого возвышался самый необыкновенный и прекрасный розовый куст. Каждую неде­лю она позволяла крестьянам приходить полюбоваться роза­ми, но на всякий случай приказала выставить у этого бесцен­ного куста охрану. Розовый сад давным-давно исчез, но при­каз не был отменен, и часовые несли дозор у клочка земли, поросшего сорняком!

Неужели мы тоже искренне и преданно охраняем неко­торые вещи, которые вовсе не являются священными? Столе­тия ведь ох как щедры на небылицы.

Мы ощущаем твердую почву под ногами, поскольку зна­ем, что отступничество не преуспело при жизни апостолов, ибо их личное влияние на Церковь было безмерно велико. Поэтому-то мы и не находим в Библии никаких свидетельств отступничества. Но вскоре ему предстояло появиться. Сказал ведь Павел: «Тайна беззакония уже в действии» (2 Фес. 2:7).

Раннехристианская Церковь сияла чистотой учения, пока апостолы были живы. Но пришло следующее поколение хри­стиан, несколько видоизменившее учение Христа и апосто­лов, несколько более восприимчивое к соблазнам популярно­сти и компромисса, несколько более чувствительное к пресле­дованиям и несколько более склонное к братанию с языче­ским миром. И отступничество не замедлило проникнуть в Церковь — в форме обрядов и обычаев, о которых Петр и Павел никогда не слышали.

А знаете ли вы, что древнее пророчество точно указало направление, которое примет отступничество? Послушайте:

«И против Всевышнего будет произносить слова и угне­тать святых Всевышнего; даже возмечтает отменить у них праздничные времена и закон, и они преданы будут в руку его до времени и времен и полувремени» (Дан. 7:25).

«Возмечтает отменить... праздничные времена и закон». Очевидно, какая-то сила посмеет экспериментировать с Зако­ном Божьим. И эти эксперименты будут связаны со временем.

Я хочу задать вам вопрос: «Что в Законе Божьем связано со временем?» Очевидно, мишенью отступничества должна была стать суббота.

Ну что, позволим минувшим столетиям поведать нам свою повесть? Тогда обратимся к истории, к ранним христианским писателям, ибо, как я уже говорил, в Библии об этом ничего не сказано.

Все началось при весьма запутанных обстоятельствах. Еще раз напомню, что примерно в 132—135 гг. по Р. X. произош­ло иудейское восстание под руководством Бар-Кохбы. Следст­вием этого события явилось то, что иудеи в Римской империи были скомпрометированы. Желая избежать преследований, христиане все более чувствительно реагировали на отождест­вление их с иудеями. А так как соблюдение субботы сближа­ло их с иудеями, они стремились свести до минимума ее тре­бования.

 


Но преследования были только одной причиной. Не мень­шую роль сыграло желание повысить популярность Церкви и обрести большее влияние, что и привело к пренебрежению Законом Божьим, завершившемуся вскоре прямым отступни­чеством.

Церковь быстро разглядела преимущества, которые су­лило ей соглашательство с язычеством. Почему бы, в таком случае, не привнести в Церковь некоторые популярные язы­ческие обычаи? Ведь подобное слияние даст язычникам возможность почувствовать себя в Церкви как дома. Почему бы не перенять какой-либо языческий праздник? Тогда язычни­ки будут праздновать его в лоне христианства!

Первый день недели почитался солнцепоклонниками ве­ками. Именно в этот день они наиболее восторженно прояв­ляли свое преклонение перед солнцем. Почему бы не ввести воскресенье в церковный обычай — а заодно и язычников обрести для Церкви?

Так началось постепенное размывание чистоты Церкви, размывание, растянувшееся на столетия.

Чтобы проследить развитие отступничества, нам неиз­бежно придется обратиться к сочинениям отцов Церкви, час­то цитируемым в поддержку обычая соблюдать воскресенье. Надо сказать, что их сочинения в оригинале представляют собой довольно утомительное чтение. Поэтому немногие утру­ждают себя обращением к оригинальным источникам; обыч­но довольствуются цитированием не из первых рук. Поэтому часто оказывается, что отцы Церкви в действительности не говорили того, что им приписывают. Однако мы должны пом­нить, что каковы бы ни были их высказывания, авторы гово­рят только от своего имени. Их писания ни в каком смысле не были богодухновенными. Они просто отражают деятель­ность раннехристианской Церкви, но отнюдь не являются ее священным авторитетом. Их писания дают частичное пред­ставление об этапах отступничества, а также указывают на то, что в течение многих столетий христиане продолжали со­блюдать субботу.

И вот что знаменательно. Ни один церковный писатель первых трех веков по Р. X. не приписывал обычай соблюдать воскресенье Христу или апостолам. Послушайте, что говорит Огаст Ниндер, крупнейший историк христианства:

«Празднование воскресенья, как и все остальные празд­ники, всегда было исключительно человеческим установле­нием, и в намерения апостолов отнюдь не входило освятить воскресенье своим священным авторитетом; отнюдь не они и не первоапостольская Церковь перенесли законы субботы на воскресенье. Примерно к концу второго столетия начинает проявляться ложное усердие в этом отношении; люди,


по-ви­димому, стали считать, что трудиться в воскресенье грешно» (История христианской религии и Церкви, с. 186).

В начале четвертого века римский император Константин, тогда еще язычник, издал закон, по которому государственные учреждения, суды и мастерские ремесленников не должны были работать в первый день недели — «священный день солнца». В том же столетии Лаодикийский собор выразил предпочтение воскресенью, что зафиксировано в Каноне 29:

«Христиане не должны соблюдать иудейские обычаи и оставаться в праздности в субботу, но должны в этот день работать; а день Господень они должны чтить особо и, по­скольку они христиане, по возможности в этот день не рабо­тать. Если, однако, обнаружится, что они следуют иудейскому закону, они будут отвержены Христом».

Вы заметили, что воскресенье упоминается здесь как «день Господень». Некоторые считали, что слова Иоанна о видении в «день Господень» (Откр. 1:10) — это доказательст­во того, что соблюдение воскресенья восходит к его времени. Данный вывод ничем не подкреплен, ибо Иоанн явно подра­зумевал субботу.

Выражение «день Господень» никогда не применялось христианами по отношению к воскресенью вплоть до сравни­тельно позднего времени. Первые достоверные упоминания воскресенья как «дня Господня» встречаются только в самом конце II в. по Р. X.

Сначала это отклонение от истины было почти незамет­ным. Это не свершилось в одну ночь и не было узаконено каким-либо определенным декретом. Воскресенье первоначаль­но было введено даже не как день богослужения, а как свет­ский выходной день. Несколько столетий христиане соблюда­ли оба этих дня — субботу как таковую и воскресенье как выходной день. Но по мере проникновения в Церковь языче­ства воскресенье все больше и больше выдвигалось на первый план, а суббота оттеснялась.

Имейте в виду, что в эту эпоху Священное Писание не было доступно каждому человеку, как в наши дни. Учение передавалось устно, так что многие миряне с большим тру­дом могли уловить разницу между Писанием и традицией.


И традиция все больше и больше превращалась в авторитет. Стоит ли после этого удивляться, что такое поразительное изменение христианских обычаев, не будучи даже серьезно оспоренным, пережило столетия и стало почти повсеместно признанным?

Наступило темное средневековье — долгие века сокры­тия истины от людей. Поколения приходили и уходили, но лишь немногие узнавали истину, как она представлена в уче­нии апостолов. Священное Писание было доступно только со­стоятельным гражданам, хранилось оно в затхлых библиоте­ках или приковывалось цепями к монастырским стенам.

Затем настал час Мартина Лютера и Реформации. Долго скрываемые истины были открыты заново — одна за другой. Были заложены определенные основы, намечены определен­ные линии.

Видите ли, традицию вознесли на уровень с Писанием и даже выше. Поэтому, когда Лютер сказал: «Библия и только Библия — вот мерило нашей веры и обычаев», он произвел переворот в образе мышления многих людей своего времени.

Здесь, пожалуй, уместно будет пояснить, что мы пони­маем под традицией. Традиция есть совокупность постанов­лений, документов, линии поведения и толкований Церкви, то есть ее высказываний, касающихся как богословских, так и нравственных ценностей.

Итак, продолжаем. Вскоре состоялся Тридентский собор. В истории Церкви не было более важного собора. Он начался в 1545 году и заседал с перерывами почти восемнадцать лет. Перед ним стоял следующий вопрос: можно ли успешно за­щитить церковную традицию от заразительного примера Ре­формации, которая стояла за Библию и только за Библию? Это был вопрос о власти. Он обсуждался годами. Собор пы­тался отыскать логические аргументы для осуждения протес­тантского принципа руководствоваться в вопросах веры толь­ко Библией. Многие влиятельные голоса ставили традицию выше Писания. «Традиция, а не Писание, — говорит Лессинг, — является камнем, на котором построена Церковь Иисуса Христа» (А. Нампон. Католическая доктрина, уста­новленная Тридентским собором, с. 157).


Однако значительная часть собора настойчиво отстаива­ла мнение, согласно которому Церковь должна исходить ис­ключительно из Писания. И дебаты продолжались. Ход собы­тий изменила наконец речь архиепископа Реджийского, пре­доставившего необходимый аргумент в пользу традиции. Он заявил, что традиция должна быть поставлена выше Писа­ния, поскольку Церковь заменила субботу воскресеньем толь­ко авторитетом традиции.

Вопрос был окончательно решен. Но вы понимаете, как он был решен? Вам понятен аргумент, с помощью которого была одержана победа и который в борьбе Церкви с библей­ской платформой протестантизма окончательно решил вопрос в пользу Церкви?

Обратите внимание, как д-р X. Дж. Хольцман в своей книге «Канон и традиция» охарактеризовал речь, предрешив­шую исход собора:

«Наконец на последнем заседании 18 января 1562 года все сомнения были отброшены: архиепископ Реджио произнес речь, в которой открыто заявил, что традиция стоит выше Писания. Следовательно, авторитет Церкви не зависит от авторите­та Писания, ибо Церковь заменила... субботу воскресеньем не по заповедям Христа, а своей собственной санкцией» (с. 263).

Что принесло победу, когда все были охвачены сомне­ниями? Тот факт, что Церковь изъяла из Закона Божьего одну из заповедей, основываясь на авторитете традиции!

Нам удалось выяснить, что произошло с субботой? Несо­мненно. А теперь послушайте, что сказано в «Аугсбургском исповедании», изданном в 1530 году:

Она [средневековая католическая церковь] ссылается на замену субботы днем Господним вопреки, как это явствует, Десяти Заповедям; и у нее нет другого примера, кроме заме­ны субботы. Церкви придется весьма усилить свою власть, чтобы она смогла обходиться без Десяти Заповедей» (Филипп Шафф. Символы веры христианского мира, т. 3, с. 64).

Друзья мои, в столь серьезном вопросе мы обязаны ра­зобраться досконально. Я хочу, чтобы вы располагали фак­тами. Я хочу, чтобы вы сами в них убедились. Но что вы­брать, если исторические ссылки на это изменение, а также


книги, посвященные этой теме, заполнили бы двухтонный грузовик?

Возьмем для примера отрывок из «Введения в историю Западной Европы» Дж. X. Робинсона: «Простота, присущая Церкви на первоначальном этапе, постепенно сменилась слож­но разработанным богослужением и возникновением особой прослойки духовенства. На этом пути с течением времени хри­стианство все больше сближалось с высшими формами язы­чества. Правда, в одном отношении они сталкивались, как враждующие стороны в смертельном конфликте, но в то же время они проявляли тенденцию к слиянию, словно два со­единяющихся потока» (с. 30).

Дин Стэнли в своих «Лекциях по истории восточной Церк­ви» говорит: «Сохранение древнего языческого наименования "день солнца" для еженедельного христианского праздника в огромной степени обязано слиянию языческой и христианской сентиментальности, с которой первый день недели был реко­мендован Константином своим подданным — как язычникам, так и христианам — в качестве "священного дня солнца"... Таким образом одним общим установлением он примирял ре­лигиозные разногласия в империи» (Лекция 6, с. 291).

А теперь послушайте следующее откровенное заявление. Уильям Фредерик в книге «Три пророческих дня» пишет: «В то время Церковь должна была либо перенять праздничный день у язычников, либо заставить язычников перенести этот день. Но перенесение праздника оскорбило бы язычников и стало бы для них камнем преткновения. Естественно, Церкви было легче распространить на язычников свое влияние, со­хранив их праздники» (с. 169, 170).

Невольно содрогаешься при мысли, что допустимо вы­двигать такой поверхностный аргумент! Но именно так все происходило. Горькая правда состоит в том, что суббота Гос­пода Иисуса Христа была принесена в жертву божкам попу­лярности и компромисса!

Теперь обратимся к Католической Энциклопедии: «Цер­ковь [римско-католическая], после переноса дня отдыха с иу­дейской субботы, седьмого дня недели, на первый, направила третью заповедь на воскресенье — день, который следует со­блюдать в святости как день Господень» (т. 4, с. 153).


Или возьмем высказывание из официального католическо­го издания «Ауа Санди визитор» за 11 июня 1950 года, подтвер­ждающее приверженность католиков традиции и подчеркиваю­щее непоследовательное отношение к традиции протестантов:

«Во всех своих официальных руководствах протестан­ты заявляют, что их религия основывается на Библии и толь­ко на Библии, отвергая традицию даже как часть их веро­учения... В Новом Завете отсутствует ясное указание на то, что Христос перенес день богослужения с субботы на воскре­сенье. Однако все протестанты, кроме адвентистов седьмого дня, соблюдают воскресенье... Празднуя воскресенье, про­тестанты следуют традиции». (Некоторые небольшие про­тестантские конфессии, помимо адвентистов, также соблю­дают субботу.)

Неужели дух Реформации настолько ослабел, что боль­шинству протестантов пришлось обратиться к той самой тра­диции, которую они отвергают, чтобы обосновать свой выбор дня богослужения? Какой запутанный компромисс!

Эймос Бинни, методист, в своем «Богословском компен­диуме» говорит: «Действительно, не существует никакого оп­ределенного указания на крещение младенцев». И продолжа­ет: «Нет и указания на соблюдение в святости первого дня недели» (с. 180, 181).

Мы могли бы прочитать множество подобных утвержде­ний. Кардинал Гиббоне выразил это так: «Вы можете прочи­тать всю Библию от Бытия до Откровения Иоанна и не найти ни единой строчки, подтверждающей освящение воскресенья. Писание санкционирует религиозное соблюдение субботы — дня, который мы никогда не считали священным» (Вера на­ших отцов, 92-е изд., с. 89).

Воскресенья нет в Библии. Воскресенье не было введено Христом. Это исключительно человеческое установление. Правда, оно возникло на раннем этапе истории Церкви. Но разве не трагично, что воскресенье появилось, заклейменное именем бога солнца, запятнанное отступничеством как пря­мое наследие язычества? Какая жалость, что Церковь так охотно, так слепо и опрометчиво приняла его!

Почему происходят подобные вещи? Почему столь бро­сающаяся в глаза фальшь осталась незамеченной? Неужели


мы невольно стояли на страже обычая, который вовсе не яв­ляется священным?

Очевидно, это так. Но теперь вы понимаете, как это про­изошло. Учитывая, что со времен апостолов прошло двадцать столетий, многие из которых ознаменовались подавлением ис­тины и в течение которых в сознании людей постепенно ут­вердилась традиция, надо ли удивляться, что миллионы на­ших современников никогда не сомневались в правильности выбора дня отдыха?

Это могло произойти, и это произошло. Вместо того что­бы охранять истину, мы охраняли традиции. Прозрение нас ошеломляет.

Я знаю, что миллионы христиан совершают богослуже­ние в воскресенье, считая это своей священной привилегией. Они искренне молятся, веря в то, что выбранный ими день является истинным поминовением торжества нашего Господа над смертью. И Господь принимает их искренние молитвы. Но теперь, когда подлинный смысл этого вопроса прояснил­ся, когда люди почувствовали, что в этих экспериментах с Божественным законом не обошлось без заговора и интриг, они останавливаются и задумываются. Теперь, когда созна­ние осветилось светом истины, неповиновение немыслимо.

Понимаете ли вы теперь по-новому значение вопроса, ко­торый задал Иисус: «Зачем... преступаете заповедь Божию ради предания вашего?» И сказал: «Тщетно чтут Меня, уча учени­ям, заповедям человеческим» (Мф. 15:8, 9).

Века рассказывают свою повесть, и в последней ее главе мы видим миллионы людей, охраняющих то, что вовсе не является священным, и лихорадочно цепляющихся за то, чего нет в Слове Божьем.

Но в этой истории есть и другая сторона. На протяжении веков истина всегда имела надежных стражей. Всегда сохра­нялось ее надежное ядро. Преданные Христу пронесли факел истины даже сквозь темные времена средневековья.

А в дни Реформации стали открываться и ярко сверкать одна истина за другой. Многие реформаторы вносили свой вклад в развитие просвещения и по мере продвижения вперед собирали вокруг себя последователей. К сожалению, у этих последователей была склонность останавливаться в поисках


истины там, где остановился их лидер. Они не продолжали исследований в свете истины. Поэтому у нас различные веро­исповедания.

Не парадокс ли, что борьба за сохранение живой истины привела к разделению христианского мира, которое мы на­блюдаем сегодня? Зорко охранять учение предков, почти не задумываясь зачем... Друзья мои, я очень давно решил найти людей, которые будут стоять на страже истины, даже если обрушатся небеса.

Очевидно, такие люди существуют, ибо Иоанн описыва­ет тех, кто в эти последние дни будет «соблюдать заповеди Божий и веру в Иисуса» (Откр. 14:12).

Пламя Реформации, разгоревшееся несколько веков на­зад, еще не совсем потухло. Его самые яркие дни все еще впереди. И в эти последние дни земной истории они вспыхнут во славе. Я хотел бы приобщиться к ним. «Стезя праведных — как светило лучезарное, которое более и более светлеет до полного дня» (Притч. 4:18).

Да, века донесли до нас печальную повесть компромис­сов, заговоров и интриг. Но они рассказали и о преданности Библии и Христу до самой смерти. Самая вдохновляющая гла­ва этой повести — история вальденсов.

В долинах Пьемонта, на севере Италии, они упорно со­противлялись искажению истины. Вальденсы нашли приста­нище в этих долинах у подножия Альп и в буквальном смыс­ле слова поклонялись Господу в пещерах. Там до сих пор со­хранилась одна большая пещера — вы можете спуститься в нее на коленях, цепляясь руками за выступы, — где многие из них отдали свои жизни, до последнего вздоха воспевая хвалу Господу, когда враги развели у входа в пещеру костер.

Вальденсов с детства учили быть миссионерами. Они пе­реписывали Священное Писание от руки. Молодые люди, пе­реодетые торговцами, прятали за пазухой драгоценные руко­писи и распространяли повсюду слово истины. Иногда им при­ходилось расплачиваться за это жизнью.

Но у этой истории печальный конец. Он не дает мне по­коя с тех пор, как я о нем узнал.

Не так давно мой друг побывал в одной из долин Пье­монта с группой молодежи. Вечером они собрались у костра,


распевая гимны и рассказывая миссионерские истории. Не­сколько современных вальденсов подошли поближе и стояли во тьме, прислушиваясь к их голосам. Они были глубоко взвол­нованы, услышав, что молодые люди пели о Втором пришест­вии Христа и готовились стать миссионерами, каковыми были сами вальденсы на протяжении столетий.

В наступившей тишине пожилой вальденс вышел из тем­ноты к свету костра и сказал моему другу: «Вы должны про­должать! Мы, вальденсы, оставили великое наследие. Мы гор­димся историей своего народа, сражавшегося за сохранение света истины в этих горах и долинах... Это великое наследие нашего прошлого, но будущего у нас нет. Мы оставили уче­ние, в которое когда-то верили».

Он показал на окрестные горы и рассказал о молельнях вальденсов. «В последние годы в этих долинах, где все дышит священной историей, нас больше не посещают видения, ка­кие были прежде. Мы напрасно старались удержать в церкви нашу молодежь. Рядом с этими молельнями, где высечены слова «Свет, горящий во тьме», мы построили танцевальный зал, надеясь, что таким образом сможем удержать нашу мо­лодежь. Но наши дети не интересуются церковью и не любят ее; все их интересы там, внизу, в сверкающих огнями боль­ших городах. Они больше не желают оставаться здесь. Какое чудо, что в вашей церкви все еще есть молодежь, которой интересно побывать в нашей долине и изучить историю, кото­рая нам так дорога. Но все это в прошлом. Печально, но мы больше не идем вперед, смело глядя в будущее. Вы должны продолжать!»

Да, эти слова не дают мне покоя. Вот какое печальное послесловие: веками стоять на страже истины — и утратить ее. Случившееся наводит на серьезные размышления. Детям тех, кто не изменил своим убеждениям перед лицом всеобще­го морального разложения, преследований и даже мучениче­ской смерти, суждено было поддаться соблазну легкой жиз­ни; и хотя их отцы построили танцплощадки рядом с молель­нями, они все равно утратили свои видения, своих детей и свою надежду. Это действует отрезвляюще. После столетий непреклонной преданности один из их числа вынужден ска­зать о своей священной истории: «Но все это в прошлом. Пе­чально, но мы больше не идем вперед, смело глядя в будущее. Вы должны продолжать!»

Таков тревожный призыв вальденсов. Кто-то должен про­должать. Кто-то должен подхватить факел истины, выпав­ший из рук людей, веками хранивших верность, — и стоять на страже, пока Он не придет!